Как я и говорил, вчера у приемной президента началась акция протеста за освобождение узников Болотной. Акция планируется как бессрочная. Одновременно идет и сбор подписей.

Собственно, изначально планировался выход на Манежку или к Думе, но в процессе подготовки стало понятно, что никто никуда не идет. В итоге все трансфоримровалось в такой вот формат — сбор подписей.

Собственно говоря, лично на мой взгляд, непосредственно сам сбор подписей вторичен. Как и их количество. Понятно, что никакие подписи ни на что не влияют. Понятно, что листы аннигилируются сразу, как только пересекут порог приемной.

Главное то, что вышли — и стоим. Важна сама акция. Движение. Событие само по себе.
Собственно говоря, рациональных, логичных вариантов действия для тех, кто все понимает, только два — либо махнуть рукой, списав взятых в плен наших товарищей на боевые потери и жить дальше, постараясь как можно быстрее забыть про них, либо брать штурмом суд и отбивать их силой. Потому что все остальные варианты — малодейственны или не действенны вообще.

Я тоже все понимаю. Я тоже рациональный логичный человек.

Но ни один из этих двух вариантов мне не подходит.

А оставаться в стороне я просто не могу.

Поэтому я и выбрал для себя такую форму — выходить к администрации, заодно и собирая подписи.

Я это делаю, скорее всего, для себя.
Потому что когда меня спросят: "а где ты был, Адам?" — где ты был и что сделал — у меня будет, что ответить.

На Ильинку, к приемной, я подъехал к трем. Два автозака во дворе, две машины ФСО у тротуара, три милиционера и начальник дежурят рядом с нами. Говорят, с утра были еще эшники, но я их не застал.

Это ж надо так собственного народа бояться, чтобы ради пары десятков человек три спецслужбы на уши поднять.

При том, что об акции было объявлено только в маленькой группе, куда записалось всего шестьсот участников, и информационной подготовки не было.

Про чемодан на Красной площади они не знали, ага. Впрочем, милиция себя ведет спокойно, эшники уехали, фсошники дежурят в машинах и не мешают.

Люди подписывались довольно активно. Я даже не ожидал, если честно. Временами даже образовывалась небольшая очередь за то, чтобы оставить свою подпись. Для меня это удивительно. Подписывался, я думаю, примерно один из двадцати. Некоторые говорили, что подписали уже в интернете раньше. Не ожидал.

Подавляющее большинство, впрочем, с каменными или просто безразличными лицами проходила мимо, никак не реагируя. Вполне ожидаемо. Некоторые откровенно пугались. Это было заметно. А некоторые даже не знали про Болотную. Поразила молодая девушка, очень хорошо одетая, неглупая, которая про Болотную площадь не слышала вообще. В каком мире живут такие люди? "Пока в России есть нефть, в Милане есть я" (с)?

Но поразила и другая девушка — тоже молодая, очень красивая, тоже хорошо и модно одетая, которая сама подошла, подписалась, а потом, гляда на наше состояние, сказала, что у нее есть бутылка виски и не надо ли нам от холода? Обещалась придти и сегодня.
Еще один парень, молодой, при деньгах, подошел подписаться, но в этот момент закончились листы. Тогда он сходил в офис, вернулся, принес листы и поставил таки свою подпись.

Мы — не быдло, друзья мои. Мы — все ж таки еще нация, а не стадо оленей. Я горжусь этими людьми.

Вообще, вчера я узнал цену подписи. За двенадцать часов было собрано около двухсот подписей, но цену каждой из них я знаю теперь на все сто. Это адова работа.
И это все — живые люди.

К тому же это ведь не просто кликнуть мышкой. Это ж все на ветру. Под мокрым снегом с дождем. На улице. На расплывающейся бумаге. Под взглядом фсбшников. Свои данные оставить. Не испугаться. Подождать своей очереди, дважды расписаться. А холодно, блин. А домой хочется. А устал. А и страшновато.

Я горжусь этими людьми.

Самые поразительные для меня оказались — не молодежь, нет, молодежь, вопреки ожиданиям, вообще подписывалась мало, я ждал, что больше всего будет именно хипстерских подписей, но нет, хипстеры с высоты своего полета вообще не удостаивали даже взглядом, больше всего подписывались "обычные", если можно так выразиться, люди среднего достатка и не кричаще одетые. Но, повторюсь, поразительнее всего лично для меня оказались женщины лет пятидесяти. Которые в ответ на предложение поставить свою подпись кривили лицо, буркали что-то злобно отгоняющее, ускоряли шаг, а потом так же злобно, резко, поворачивали к сборщику, ставили свою подпись и так же злобно уходили. Для меня этот тип еще не разгадан.

В середине дня сотрудники приемной президента прислали милиционера, который закрыл металлические рольставни на окнах, сказав, что мы мешаем сотрудникам работать.
Отгородились. Не хотят смотреть.

Ну, оно и верно. Сюда люди с подобострастными лицами приходят чтобы изъясниться в своей любви, а мы подпси какие-то за политзеков каких-то собираем. Портим картину мира.

Ближе к вечеру на трех машинах приехал какой-то человек. На одном бронированном минивэне с огромным телевизором внутри, и двух джипах ФСО. Сотрудники Федеральной Службы охраны оценили ситуацию, выстроили среди нас коридор, и важное лицо проспошествовало в приемную.

Я понятия не имею, кто этот человек. И никто его не знал.

Когда попадаешь в такие ситуации, понимаешь, что о том, что происходит там, за стеной, мы не знаем ничего. Какие люди там занимают какие должности, у кого реальная власть, кто что решает и кому какой кусок России отдан на откромление — ничего этого мы не знаем. Кто этот человек, которого возят на трех машинах ФСО в приемную президента, лицо которого не известно никому? Пейзанам это знать не положено…

В восемь вечера начали сворачиваться.

Я отстоял вчера пять часов. На холоде в мокроте это оказалось чертовски тяжело. Отвык уже. Крайний раз я так мучался в армии.

Евгений Левкович отстоял вчера 11 часов. И сегодня опять поехал к девяти утра. На мой взгляд, это подвиг.

Ну, и я тоже поеду. Допишу и поеду.

Приходите и вы. Постоите полчаса, подпишитесь, заработаете свои полбилета в рай. Ильинка, 23/16, первый угловой дом из выхода метро "Китай Город", напротив памятника героям Плевны. Мы там стоим.

Текст немного сумбурный, но сорри, устал.

Аркадий Бабченко

Facebook

! Орфография и стилистика автора сохранены